Яблоко висело на старой яблоне. Оно было наливным, белесым и напоминало пойманную в объектив луну. Стояла ночь, и снег в фонарном свете шипел и золотился, как шампанское. Вокруг, тяжело свернувшись, спали дома. Загадочным образом яблоко обезвременивало пространство, вырывало его, как репу, из исторического контекста и висело прямо посреди вечности. В него чернильно стекала яблоня, казавшаяся перевернутым вверх тормашками корнем этого застывшего, колкого и самоуглубленного мирка.
Под яблоней мои друзья, неестественно живые, прекрасные и легко одетые, играли в снежки.