Кровь, розовая, как мечты юной девы, старая и протухшая, как испорченный виноградный сок, помнит все. Вековая память вошла в химическую формулу крови постоянным ингредиентом, замещая собой гемоглобин, и течет по венам, заполняя организм неизбывной усталостью. Род стареет. Он умрет, если не влить в его упрямый рот эликсир жизни - кровь свежую и молодую.
Тимьян благоухает радостно и горько, от спрессованных под ногами столетий отдает прелой травой. Я спал под остановившимися лет двести назад часами, уткнувшись подбородком в колени, и видел во сне седые вересковые пустоши, чахлую траву над оврагами, толстые стены замков, флаги под серым небом, кувшины с водой и вином, шелк и железо. В дымных, закоптившихся, черных домах женщины в андараках неспешно прядут и протяжно поют бесконечную песню, похожую на стон. Светловолосые пыльные дети растут на стародавних легендах о болотных духах. Ночами белое от звезд небо сквозь продранную крышу сеновала, дрема, холод, тишь. Гнилая, влажная земля хлюпает под ногами, скрюченные деревца там и сям раскиданы по бурой пустоши. Колокольный звон над сизой стеной леса - к вечерне. Воронье на шпилях костелов. Весело и быстро скачет конница, прямо сидят в седлах немые всадники, ветер развевает их волосы, плащи, гривы лошадей, небо бледным холодным маревом светится над их головами.
Кровь, зараженная вековой памятью, пахнет болотной гнилью. Болезнь губит все, что осталось от шляхты. Пару веков назад, только ощутив в своих венах плесень, шляхтичи гибли весело, бурно, с кутежами, с дуэлями, промотав состояние за ночь, гордые кавалеры с улыбкой пускали себе пулю в висок, печально-патетичные поэты гроздьями сыпались в холодные воды Западной Двины. Столетие назад это было уже смиренное прощание с родовыми замками, заросшими плющем, разъеденными, разрушенными, расщепленными кислотой нового века. Теперь это агонизирующая лихорадка, безобразная картина. Синие круги под глазами, резкие тени на щеках, ампулы с темно-красной жидкостью в холодильнике, смешной и глупый гонор.
Я что-то совсем закопался в бумажках, обрывках, картах, рукописях, пожелтевших книгах, потонул в потоке маловразумительных и никому не нужных фраз. Курсовая по Ордену Храма почти готова, дева Алхимия была рождена из мозга мудрецов, как Афина Паллада из головы Зевса, фарфоровая монашка из Вестминстерского Аббстаства смотрит на меня равнодушно и тихо, как созвездие Кассиопеи. Я устал. Бесполезен. Счастлив.